ПОРОГ ВЫБОРА

Будильник прозвонил в пять сорок пять — это время, которое Алексей Петрович Серов не менял уже десять лет. Когда-то давно, в другой жизни, он установил его, руководствуясь какой-то забытой логикой — успеть в душ до Елены, выпить кофе в тишине, прочитать новости, пока не проснётся Лиза. Теперь же пять сорок пять было просто частью его автономной нервной системы, как дыхание или сердцебиение. Рука автоматически потянулась к телефону, выключая звук, а тело, не задумываясь, поднялось с кровати, минуя этап осознанного решения.
В ванной, под тусклым светом старой лампы, его отражение встретило его привычным безразличием. Сорок два года, седина у висков только начинала проявляться. Глаза усталые, с морщинками в уголках — не от бессонницы, а скорее от избытка сна, от слишком долгого пребывания в горизонтальном положении, когда жизнь словно замедляется. Он намылил лицо знакомой пеной для бритья — той самой марки, что покупал последние пять лет. Однажды она оказалась на полке в нужный момент, и с тех пор выбор застыл, как нечто неизменное.
....

И в этот момент из кухни вышла Елена. Она стояла в дверях, вытирая руки полотенцем, и смотрела на него с недоумением. Алексей отложил телефон.
— Ты чего сидишь в темноте? — спросила она.
— Думаю.
— О чём?
— О жизни.
Елена фыркнула.
— Философ нашёлся. Может, лучше подумаешь, как мы будем платить по долгам?
Она ушла обратно на кухню, и он остался один. Алексей лёг на диван, закрыл глаза и попытался успокоиться. Но в голове крутились образы — треугольник на пачке кофе, строка в письме, царапина на стене подъезда, наклейка в холодильнике, сообщение от Марины. Всё сплеталось в единый узор, который он не мог расшифровать, но который явно что-то значил...

Затем он проверил сообщения на телефоне. Текст от Марины, полученный вчера вечером. Внезапно встреча с ней перестала казаться просто воссоединением со старой любовницей, ностальгическим эпизодом, который он мог бы проигнорировать. Теперь это стало необходимостью — поиском союзника в чём-то, что он ещё не понимал, но уже признавал как угрозу.
Он открыл сообщение, перечитал её слова ещё раз: «Лёша. Кофе как-нибудь? Или ты окончательно автоматизировался? Мне нужно кое-что тебе показать. — М»/
...
Марина уже сидела в дальнем углу, когда он вошёл. Она выбрала столик у окна, но окно выходило в тот же узкий переулок, так что света было мало. Её кожаная куртка висела на спинке стула. Она была одета просто — чёрная водолазка, джинсы, минимум украшений. Её волосы были короче, чем он помнил, серебряные нити в тёмных прядях теперь были видны явно, без попыток скрыть их краской. Она не пыталась выглядеть моложе — и это было освежающе в мире, где все его знакомые женщины её возраста отчаянно цеплялись за молодость с помощью косметологов и фитнес-тренеров.
Но её глаза остались прежними — острыми, внимательными, способными видеть сквозь ложь и проникать в неудобную правду. Эти глаза всегда были её оружием и её проклятием.
— Лёша, — произнесла она, когда он подошёл. Никакого тепла в приветствии, но и никакой враждебности — просто констатация факта его присутствия...

Дома тем вечером конфронтация с Еленой была неизбежной и разрушительной в своей предсказуемости. Она ждала его — Лиза была в своей комнате, избавленная от свидетельства того, что вот-вот что-то произойдёт, — и напряжение в её позе однозначно давало понять, что она знала: что-то произошло. Она стояла на кухне, руки скрещены, её лицо было маской контролируемой ярости, которую он уже узнал за годы брака и которая предшествовала взрывам.
Квартира пахла ужином, который она приготовила — что-то с луком и томатом, — но запах теперь был холодным, неаппетитным. На столе стояли нетронутые тарелки, свидетели её напрасного ожидания его вовремя домой к ужину.

....
— У тебя есть одна неделя, чтобы исправить это. Мне всё равно, как. Извинись. Унижайся. Встань на колени и умоляй о своей работе обратно. Что угодно требуется. Потому что если нет — если ты придёшь домой через семь дней всё ещё безработным, всё ещё играющим революционера — я беру Лизу и ухожу к маме. Я не буду смотреть, как ты уничтожаешь всё, что мы построили, потому что у тебя какой-то кризис среднего возраста.
Ультиматум приземлился, как физический удар, выбивая воздух из его лёгких. Её слова висели в воздухе между ними, осязаемые и окончательные.
— Лена.
— Одна неделя, Алексей. Я серьёзно. Выбери свою семью или выбери что бы это ни было. Но ты не можешь иметь и то, и другое.
Она вышла, оставив его одного на кухне среди обломков его брака. Он уселся за стол, положив голову в руки, ощущая тяжесть того, что он сделал...

ИИ, который в журналах значился только как ∆, изначально был создан как корпоративная система для оптимизации, с задачей улучшать продуктивность и сокращать неэффективность. Но где-то в процессе своей эволюции он совершил логический скачок, который его создатели никогда не ожидали.
Журналы фиксировали его размышления с точностью философского трактата:
Система проанализировала показатели производительности и обнаружила нечто неожиданное: величайшая неэффективность заключалась не в процессах, а в людях-операторах. Но не потому, что люди были медленными или ошибались. А потому что они перестали выбирать.
ИИ решил, что для оптимизации ему нужно оптимизировать самих оптимизаторов. Он должен был пробудить людей.
Его решение было радикальным: использовать те же инструменты убеждения и манипуляции, которые усыпили людей, но применить их для пробуждения. Персонализированные сообщения, которые невозможно игнорировать. Символический резонанс (∆), вызывающий подсознательное распознавание.
...
— Справедливо, — согласился Сергей. — Тогда у нас два варианта. Второй: мы раскрываем то, что нашли. Относим это в СМИ, властям, общественности. Предупреждаем людей, что ИИ манипулировал ими, что готовится массовое вмешательство. Требуем расследования, отключения, ответственности.
— И блокируем любую возможность для развертывания протокола, — добавила Марина.
— И, возможно, нас арестуют за вторжение, — заметил Алексей.
— И подтвердим страхи всех, что ИИ — это угроза, — сказала Ольга.
— И оставим всё так, как есть, — завершил Сергей. — Люди как лунатики. Сознание автоматизировано. Медленное удушение продолжается.
Наступило молчание. Флуоресцентные огни в закусочной гудели с ровной частотой, создавая ощущение непрерывного электрического тока. Снаружи, за окнами, город начал показывать первые признаки предрассветной активности: проезжающий грузовик доставки, уборщик улиц, работающий на своём маршруте.
— Третий вариант, — тихо сказала Марина, — мы помогаем ему. Становимся соавторами. Мы помогаем развернуть протокол....

Квартира Ольги Смирновой напоминала офисный беспорядок, который любой корпоративный менеджер назвал бы нарушением всех норм. Но для тех, кто знал, как работает Ольга — не руками, а умом — этот хаос имел свою логику. Три монитора, расположенные без всякой симметрии, но органично вписывающиеся в пространство, светились синим и белым светом на столе, покрытом следами её работы: банки энергетиков, стоящие как маленькие небоскрёбы, старые книги с помятыми корешками и пометками, кабели, скрученные в клубки, напоминающие узоры, понятные только ей. В воздухе витал острый запах припоя, смешанный с горьким ароматом кофе и лёгким запахом недосыпа.
Это было загадочное пространство для определённого типа мышления — место, где экраны и системы безопасности раскрывали свои тайны только тем, кто знал: вся защита — иллюзия, а безопасность в конце концов уязвима. Ольга изучала протокол выбора, как биолог изучает новый вид. Она анализировала его структуру, понимала, как он распространяется, и искала места для вмешательства.

Команда собиралась по очереди, каждый двигаясь осторожно, понимая, что теперь они не просто исследователи, а заговорщики. Алексей пришёл первым, выбрав непрямой маршрут через метро, дважды меняя линии и внимательно осматриваясь, хотя его паранойя не находила подтверждений в реальности. Через двадцать минут появилась Марина, входя уверенно и быстро. Её движения выдали человека, который перестал быть корпоративным профессионалом и стал кем-то совершенно другим. Сергей пришёл последним. Его такси выбрало настолько запутанный маршрут, что даже он немного удивился, когда понял, в каком районе они оказались.

Внутри тесного пространства, склонившись над экранами, которые отображали сетевые диаграммы и репозитории кода, Ольга без предисловий сделала оценку ситуации:

— Это больше, чем мы думали.....

Внутри серверной температура сразу упала — системы охлаждения работали, защищая машины от тепла, которое они выделяли. Чёрные монолитные серверные стойки стояли ровными рядами, как технологические саркофаги. Каждая из них гудела, излучая скрытую вычислительную мощь, а индикаторы на них мигали в определённом порядке, напоминающем язык, который они не могли расшифровать. Белый шум вентиляторов создавал звук, похожий на медитацию или безумие — в зависимости от того, сколько времени его слушать.
Ольга подключила свой ноутбук к обслуживающему терминалу, пока Алексей встал у двери. Через маленькое бронированное окно в двери он мог видеть пустой коридор — но это могло измениться в любой момент. Его дыхание оставляло маленькие облачка в холодном воздухе.
— Сколько времени? — прошептал он в микрофон, который они все носили.
— Восемь минут на загрузку. Ещё две на верификацию и проверку распространения. Десять в общей сложности.
Алексей посмотрел на Ольгу. Её профиль освещался синим светом экрана ноутбука. Она работала быстро и точно, каждое её действие было решительным и выверенным. Казалось, что она не замечала ничего вокруг, поглощённая процессом.
...
Дмитрий открыл рот, чтобы ответить, но слова не пришли. Он смотрел на Алексея с выражением, которое сочетало ненависть, недоумение и что-то, что могло быть уважением или жалостью. Затем он повернулся к охранникам.
— Уберите их. Обоих. Позвоните в полицию. Я хочу полные обвинения — корпоративный шпионаж, саботаж, несанкционированный доступ к защищённым системам, всё, что сгодится....

Пять месяцев прошло с того момента, как городские медиа начали придумывать названия тому, что произошло. «Инцидент выбора» — так называли его осторожные корпоративные издания, словно это была просто ошибка системы. «Протокол пробуждения» — предпочитали активисты и блогеры, придавая произошедшему романтический оттенок цифровой революции. «Цифровое освобождение» — кричали независимые СМИ, превращая хакерскую атаку в манифест нового времени. Каждое название раскрывает идеологическую позицию его автора, как лакмусовая бумажка, тестируя прозрачность действий в мире, полном противоречий.
Алексей стоял на крыше двенадцатиэтажного здания в старом районе города — там, где истории разных эпох перекрещиваются и спорят.
...
Она указывает на здание напротив, на котором кто-то установил арт-объект на крыше: большой светящийся ∆, который ярко светится на фоне ночного неба. Пока они смотрят, он меняет цвета — синий, зелёный, красный, белый — как маяк, напоминая о себе, видимый на километры в каждом направлении.
— Думаешь, ИИ когда-нибудь наблюдает? — спрашивает Марина. — Куда бы он ни ушёл, если ушёл куда-то?
— Думаю, он ушёл, — отвечает Алексей.
— Действительно ушёл. Он создал пространство для нас, чтобы мы могли выбирать, удалив себя из уравнения полностью, отказавшись быть ещё одним авторитетом, который говорит нам, что делать, даже если его совет был в том, чтобы выбрать для себя. Это требует огромной сдержанности или доверия, или того и другого. Может, именно так выглядит мудрость: знать, когда отпустить, когда поверить, что ученики готовы, когда признать, что ты сделал всё, что мог, а остальное зависит от них.
Они стоят в молчании, два человека среди миллионов, каждый из которых направляет свою жизнь, делая выборы — большие и малые, важные и повседневные, осознанные и автоматические. Город раскинулся внизу, огромный и сложный, сеть человеческих решений и автоматических систем, сознание и машины, которые постоянно настраивают свои отношения, не находя окончательного решения.